5. СТРАШНЫЙ СЛУЧАЙ
Опыт собаковладельца, накопившейся у меня почти за двадцать лет, в течение которых я им являюсь, говорит, что почти от каждой собаки, даже жившей в доме долго и счастливо, остается одно или несколько воспоминаний, которых лучше бы не оставалось: воспоминаний о том, как собака оказалась на волосок от гибели. Я почти смирилась с тем, что, как собаку ни береги, как ни будь внимательна, с ней почти наверняка будет что-то случаться. Но каждый такой случай убеждает, что у собак есть какие-то свои ангелы-хранители, оберегающие их жизнь до заранее известного предела. И когда неминуемая, казалось бы, гибель проходит стороной, я думаю о том, что этой собаке предначертано жить. Даше было десять месяцев, когда ее настигло это страшное и удивительное происшествие. Очень хотелось бы, чтобы оно было первым и последним в ее жизни.
Мы возвращались с утренней прогулки. День обещал быть жарким, и в девять часов утра солнце уже припекало. Мы почти час провели в парке. Там я выбрала наконец более-менее безопасное местечко, где можно было отпустить собачонок побегать, имея перед собой полный обзор пространства метров на сто в любую сторону. Да и вожделенной для них дряни там было гораздо меньше, чем на полянке перед монастырскими воротами. Я завела такой обычай: отпустить собачонок, дать им вволю набегаться, а потом, прежде, чем они пойдут шарить в кустиках на предмет всем известной зловонной субстанции, забрать их на поводки и спокойно пройти еще круг по парку, мимо пруда.
Обойдя пруд, и пройдя мимо башни, в которой некогда томилась царевна Софья, мы поднялись наверх. Та же знакомая полянка, где мы столько раз гуляли в это самое время и не встречали никого. Я решила сделать еще один «круг почета», обогнув ее, и идти домой.
Неожиданно в двух шагах от себя я увидела добермана. Наметанным взглядом определила, что это сука и сразу же повысила на нее голос: «Нельзя! Не смей!» Доберманша была в наморднике, мои собачонки на поводках, так что ничего ужасного произойти было не должно. Разве что попугает. Я хотела забрать своих на руки, но доберманша начала на них охотиться, игнорируя мою угрожающую интонацию. Собачонки в ужасе заметались вокруг меня, и я не могла их подхватить. Пока я пыталась остановить агрессоршу криком, где-то метрах в десяти уже показалась ее хозяйка, но тут Дашка вывернулась из ошейника и в панике бросилась бежать. Доберманша погналась за ней. Тщетно хозяйка доберманши кричала: «Нельзя! Фу! Стоять!»
По-настоящему я испугалась, когда увидела, что доберманша погнала Дашку к дороге. Я немного устала от прогулки и, может быть, поэтому у меня была замедленная реакция. А все, что происходило, казалось страшным сном. Вот обе собаки скрылись в придорожных кустах. Потом доберманша вернулась, а Дашки не было.
Доберманша была явно довольна погоней и бодро направилась к Баське. Хозяйка доберманши была в не меньшем шоке, чем я, и не сразу догадалась взять ее на поводок, ограничиваясь риторическими вопросами: «А где же ваша?» - «Да возьмите ж вы ее! – наконец сообразила сказать я. – Что, вам мало, что одну собаку погубили? Вторую хотите?»
Слова звучали, как сказанные кем-то другим, но в душе я уже почти не сомневалась, что, выйдя на дорогу, увижу на асфальте распластанное рыженькое тельце, сбитое машиной. Невозможно, чтобы собачка уцелела. Путь ей преграждал перекресток нескольких дорог, может быть, не самый оживленный в Москве, но довольно коварный, со сложной системой переходов и поворотов. Я взяла на руки Баську и побрела, как лунатик, через эти переходы и повороты, с трудом реагируя на светофоры и ожидая увидеть то, чего боялась. Но рыженького тельца нигде не было видно.
У последнего перехода таилась еще одна опасность: полудикая собачья стая. По утрам псы выходили греться на солнце и ревниво охраняли свою территорию от всех собачьих пришельцев. Дашка должна была стать для них легкой добычей. Но стая молчала. «Значит, она побежала в другую сторону» - машинально подумала я.
Пройдя, наконец, последний переход, и так и не обнаружив собачьего трупика, я стала думать, куда же она могла побежать, и что мне делать, когда я вернусь домой. Конечно, оставить Баську и идти искать Дашку (а я так устала!). А если не найду – а скорее всего, не найду – наводнять объявлениями Интернет, клеить их на столбах. Сил не было уже ни на что.
По мере приближения к дому где-то в сердце начала проклевываться робкая надежда: а вдруг она побежала домой? Но я боялась дать ей волю, потому что это казалось невозможным: молоденькая собачонка, почти щенок, в панике, бежит, куда глаза глядят. Не может быть, чтобы все было так хорошо. К тому же, подъезд закрыт, даже если она добежит до дому, покрутившись перед закрытой дверью, она, скорее всего, бросится дальше. Не успев дождаться меня. А у меня нет сил идти быстрее.
Мы вошли в наш двор. И вдруг я услышала откуда-то заливающийся, истерический лай. Дашкин лай! Подойдя к дому, я поняла, что он слышится из нашего подъезда. Я ускорила шаг. И тут у подъезда мы увидели нашу знакомую. Ее пес, вольнолюбивый «дворянин», всегда гулял сам по себе, когда хозяйка уходила на работу, он, если хотел, оставался в квартире, если не хотел – проводил день на улице. Она была в явном недоумении: «Тань, тут собачка рыженькая… Я ее впустила…» Дашку она знала, но не могла понять, почему та вдруг оказалась одна.
Не смея верить своему счастью, я вошла в подъезд, поднялась по лестнице. Конечно, Дашка проскочила наш этаж, но, к счастью, в наших домах выше пятого по лестнице не подняться. Она нашлась на площадке между четвертым и пятым этажами. Лаяла не умолкая, с подвывом. Я схватила на руки это легонькое рыжее тельце, теплоту которого уже не чаяла ощутить. Где была у меня в этот момент Баська, я даже не помню. Но мы были все вместе. Оставшийся день вместе отлеживались на диване. И так нам было хорошо! «Все вместе – и душа на месте».
Дашка отделалась легким испугом. Несколько дней она приходила в панику при виде любой посторонней собаки, даже некрупной, но потом испуг стал забываться, а большой храбростью она и никогда не отличалась, и всегда при встрече с собачьими незнакомцами, даже ухажерами-кавалерами, поджимала хвост и смиренно пригибалась к земле, словно говоря: «Смотри, я такая маленькая! Ниже травы! Ты уж меня не трогай!»
